Ты помнишь наши встречи и немного о деньгах

В бородатом анекдоте времён золотушного детства есть большая доля правды. За два года до этого, Хрущёв отложил погашение облигаций государственного займа на 20 лет, лишив кровно нажитого население родной страны. Министр финансов Зверев резонно предлагал их и вовсе аннулировать, но совестливый Никита Сергеевич предпочёл иную формулировку. К тому времени размер внутреннего долга вплотную приблизился к цифре в 260 млрд. рублей. Народ молча проглотил — слишком великие цели стояли перед возрождающейся страной. Помню, мой суровый грузинский дед, почётный железнодорожник со станции Тифлис (как он всю жизнь его называл), показывал мне пухлую пачку облигаций, перевязанных розовой ленточкой. Красивые бумажки лежали в старинной шкатулке вместе с документами, орденами и локоном первых волос моего отца, символизируя бескорыстный вклад в грядущее могущество Страны Советов.

Кто–то обклеивал ими крышки сундуков, кто–то дверки туалетов. Но тогда, в 1957, пострадали все: и те, кто в приказном порядке на них подписывался, и те, кто потом за копейки скупал их у нуждающихся, в надежде на будущий профит. Таковых, кстати, набиралось немало: в 1955–56 гг. на "бизнесменов" объявили форменную охоту, с соответствующей ориентировкой. Было отловлено порядка 250 "Корейко" с облигациями на сумму, около 100 млн. рублей, не считая налички и ценностей. Предприимчивые "дельцы теневого бизнеса" держали свои накопления в бумагах государственных займов, рассчитывались ими между собой, а выигрыши позволяли легализовывать дорогостоящие покупки и прочие элементы "сладкой жизни".
Но самая занимательная история с облигациями случилась в 1955 году, после смерти "отца советских народов" и расстрела Берии.

"Коля, мы только что выиграли сто тысяч рублей!" — счастливая Елена Михайловна размахивала перед носом мужа, тогдашнего главы Совмина СССР Николая Булганина, тетрадью с переписанными номерами облигаций. Каково же было удивление супругов, когда нужного билета, хранящегося в служебном сейфе, на месте не оказалось. А через пару дней в сберкассу на улице Горького за выигрышем обратилась женщина. Когда её взяли с поличным, она указала на помощника Маленкова. Шустрый порученец сразу же во всём признался: по заданию всесильного патрона он описывал содержимое сейфов свергнутого Берии, подобно ломбарду забитых всякой всячиной. Всем, что приглянулось подручным хозяина в кабинетах советских руководителей, где они шарили в поисках компромата в их отсутствие. Подследственный бился головой об стол: бес попутал, и он прихватил с собой пачку облигаций на память: там их было немерено. Кто ж мог себе представить, что одна из них окажется не только выигрышной, но и уже однажды сворованной, с номером, заботливо записанным Еленой Михайловной в домашнюю тетрадочку. Вор у вора украл.

Любопытно, что когда соратники решили избавиться от Хрущёва, в стране совсем не осталось сил, на которые он мог бы опереться. Одни не могли ему простить вынос Сталина из Мавзолея, другие — авторитарный стиль правления, третьи — сокращение армии, четвёртые — международные "пассажи", пятые — "культурные" перегибы, шестые — сельскохозяйственные новации и т. д.; недовольны были все. Поговаривают даже, что хрущёвский преемник, герой "Малой земли" Леонид Брежнев, на полном серьёзе собирался то ли взорвать самолёт со своим предшественником, то ли пустить его автомобиль под откос прямо в Пицунде, куда Никита Сергеевич уехал отдыхать. Как говорится, и концы в воду, и кобыле легче. Не менее интересно и другое: в финале советский лидер не особенно и отбрыкивался, стоически приняв волю своих "товарищей". Хотя их "предательство" его здорово надломило: по воспоминаниям домашних, Хрущёв в одночасье сдал, иногда он незаметно плакал беззвучными стариковскими слезами...

Ричарду Никсону в этом плане повезло больше: лишившись всех сторонников на фоне разгоревшегося Уотергейтского скандала, он успел уйти сам.
Именно его, тогда ещё вице–президента, на нашей фотографии от 23 июля 1959 года ждёт Никита Сергеевич в своём кремлёвском кабинете. Хрущёв в этот момент ещё на коне: он развенчал культ Сталина, поднял страну из разрухи, насытил целинным хлебом, запустил первый спутник и собирается ехать покорять Америку. Но последствия первых больших неудач и ошибок уже тревожно маячат у него за спиной.

Фото: © Elliott Erwitt / Magnum Photos





Скандал разгорелся на открытии заокеанской промышленной выставки в Сокольниках. Американские товарищи расстарались, коварно сконцентрировав свои усилия на "бытовом", потребительском уровне, состояние которого в СССР, исторически, оставляло желать лучшего. Увидев вытянувшиеся лица сограждан, после километровой очереди зачарованно бродящих среди сверкающих Кадиллаков, пузатых телевизоров и невиданных доселе посудомоек, Никита Сергеевич не вынес душевных терзаний и высказался. Реакция заокеанского гостя, названного в честь Ричарда Львиное Сердце, не заставила себя долго ждать. Оба прошли войну и не собирались подписываться в своей несостоятельности.

— Мы богатые, а вы бедные. Мы едим мясо, а вы капусту! — завёлся потомок воинственных шотландцев.
— Да пошёл ты на хуй! — маленькие тёмные глазки Хрущёва превратились в два пистолетных дула. Переводить не стали.
Эпический (но всё–таки с соблюдением приличий) "срач" то затухал, то разгорался с новой силой, приобретая всё более идеологический оттенок. Когда же в ответ на поучительный рассказ Никсона о его трудовой молодости в лавке отца, Никита Сергеевич торжествующе возопил: "Все торговцы — воры!", ощутимо запахло международным скандалом.

Впрочем, всё обошлось, диалог был увековечен на плёнку и, в дальнейшем, принёс немалые дивиденты будущему президенту по обе стороны Атлантики. Уже на следующий день Никсон с Хрущёвым мирно чокались за ужином в американском Спасо–Хаусе, а ещё через день на даче Никиты Сергеевича на Воробьёвых горах.
Сложно сказать насколько это сыграло свою роль, но, в дальнейшем, Ричард Никсон не раз и не два посещал сначала СССР, а затем и РФ, встречаясь с Брежневым и Горбачёвым. И лишь Ельцин в 1994 году отказался принять бывшего американского президента. Ну, да это уже совсем другая история.

Фото: Два мира (на американской выставке в Сокольниках), июль 1959
© Elliott Erwitt / Magnum Photos



До этого они мирно катались по Москве–реке. Белоснежный катер с Хрущёвым и Никсоном периодически подходил к купающимся поближе. Никита Сергеевич, каждый раз притворно хмурясь, зычно кричал отдыхающим согражданам:
— А ну–ка скажите нам, вы у нас порабощены или нет? Вы рабы?
На что, разморённые летним зноем, но идеологически стойкие москвичи весело скандировали:
— Нет! Мы не рабы! Рабы не мы!
Хрущёв поворачивал довольное лицо к Никсон, лукаво вопрошая:
— Разве эти люди похожи на рабов коммунизма?
Никсон в ответ лишь хитро улыбался, пожимая руки, тянущиеся к нему со всех сторон. Руки были мокрыми и освежающе прохладными — в июле стояла шикарная погода и вода уже успела как следует прогреться. Офицеры госбезопасности, ловко фланирующие саженками среди групп восторженно настроенных купальщиков, тоскливо мечтали о холодненьком "Жигулёвском"...




Вице–президент Ричард Никсон прилетел в Москву не просто так — предстояло оговорить детали скорого визита Никиты Сергеевича в США. Визит был нужен всем: Хрущёв ехал сглаживать углы своих недавних резких заявлений, попутно наводя мосты по Германиям и Китаю, президент Эйзенхауэр, со своей стороны, крепил понурые ряды республиканцев, в преддверии схватки с популярными демократами Кеннеди.
Никсон не был новичком в России: его родители в 20–е годы по концессии работали на Урале, на Дегтярском руднике, внедряя новые методы технологии добычи меди и обогащения руды. Он специально выделил время, чтобы снова побывать там, спуститься в шахту и пожать руки горнякам. И всё бы было ничего, когда бы "языкастый" Никита Сергеевич не втянул будущего 37–го президента в "кухонные дебаты", чуть было не похерившие весь грядущий "гешефт" советско–американских отношений.

На фото: Случайные объятья, журнал "Life"